ЛОГГИН

(Логин) (Шишелов; прозв. Корова) (Вел. Устюг - 1624, Троице-Сергиев мон-рь), мон., певец и распевщик, клирошанин московского Чудова в честь Чуда арх. Михаила в Хонех мужского монастыря, головщик и уставщик хора Троице-Сергиева мон-ря (см. Троице-Сергиева лавра), книгописец. О месте рождения Л. свидетельствует запись киноварью в одном из троицких синодиков напротив имени умершего в 1594/95 г. инока Тихона: «Устюжанин, Логина устюжанина, головщика, отец» (Арсений, Иларий. 1878. С. 146). Родовая фамилия Л. названа в описи книг того же мон-ря от 1642 г.: «Книга Стихараль, дачи и письма головщика Логина, в 4, а имя ему Шишеловской». Последнее именование в данном случае относится к Стихирарю, следов., фамилия головщика-вкладчика - Шишелов. Эта фамилия встречалась в среде служилых людей XVI в. (РИБ. Т. 3. Стб. 179, 190). В музыкально-теоретическом памятнике XVII в. «Сказание о зарембах» приводится обиходное (очевидно, данное клирошанами) прозвище Л.- Корова (ГИМ. Син. певч. № 219. Л. 376 об.- 377).

Во время опричнины царя Иоанна IV Васильевича Грозного (1565-1572) Л. был молодым человеком. Причины, по к-рым он покинул Вел. Устюг и принял монашество, неизвестны. Наиболее ранние документальные сведения найдены в приходно-расходной книге Чудова мон-ря за 1585/86 г. В сент.- окт. ни среди головщиков (их в Чудовом мон-ре было 4), ни среди певчих Л. не упоминается, а 3 дек. 1585 г. вместо головщика Ионы Протопопова «зажилое» в размере гривны было выдано «Логину устюженину» за службу в нояб. (РГАДА. Ф. 196. Оп. 1. № 273. Л. 112 об.). Т. о., Л. приступил к исполнению обязанностей головщика Чудова монастыря в нояб. 1585 г. В дальнейшем он регулярно получал установленное ему жалованье (Там же. Л. 126 об., 143 об., 157, 178 об. и др.).

Чтобы поступить в качестве головщика в Чудов мон-рь, располагавшийся внутри стен Московского Кремля, Л., по-видимому, должен был нек-рое время жить в Москве и получить известность как певчий с выдающимися вокальными данными и как знаток церковнопевч. дела. В мон-ре его знания и искусство должны были совершенствоваться. По праздникам здесь собирались лучшие исполнители столицы: в службах участвовали хоры государевых певчих дьяков и патриарших певчих, с к-рыми приходилось петь и монастырскому хору. В июне 1586 г. в качестве певчего в мон-рь поступил и инок Христофор (Там же. Л. 210 об.), впосл. старец Кириллова Белозерского мон-ря, переписчик и, возможно, автор части руководств по нотациям из рукописи 1604 г. РНБ. Кир.-Бел. № 665/922 (см. в ст. Ключ знаменной).

В первые же годы пребывания в Чудовом мон-ре Л. переписал для себя обширный Стихирарь, поместив в конце его запись о том, что книга выполнялась около года (РГБ. Ф. 304. № 428. Л. 486). Запись на 1-м листе - «Сергиева монастыря Живоначальныя Троицы, Логиновской» - свидетельствует о том, что Л. сначала хранил сборник у себя, а затем книга поступила в монастырскую б-ку. Стихирарь весьма скромно оформлен, не содержит к.-л. украшений, но уже не одно столетие привлекает внимание исследователей, особенно благодаря включенным в него циклам песнопений в честь свт. Петра, митр. Киевского и всея Руси, и Владимирской иконы Божией Матери путевого распева с обозначением авторства царя Иоанна Грозного (Там же. Л. 98, 100 об., 222 об.). Исследования нотации сборника, проведенные А. А. Лукашевичем, показали, что Л. записывал путевые песнопения альтернативным вариантом нотации.

Интерес Л. к авторским произведениям возрастал. Он мог исполнять до 10 и более распевов на один текст. Создавал Л. и собственные распевы. Все это делало головщика известным и авторитетным мастером.

Перепиской книг в мон-ре занимались мн. монахи. Чудовские старцы часто работали справщиками на Московском Печатном дворе, редактируя и подготавливая книги к изданию. Среди них в нач. ХVII в. оказался и Л. По повелению царя, патриарха и «всего освященнаго собора» ему было поручено подготовить 1-е в России печатное издание богослужебного Устава (Типикона), изучив различные списки и исправив ошибки переводчиков и переписчиков. Не имея опыта редакторской работы такого уровня, Л. прежде всего опасался что-либо пропустить («изронить»). Текст своего издания он собрал «от многих типик - Иерусалимского, и Святыя горы, и от Студитова, и от многих святых отец, и от вселенских святых собор». Видное место в нем заняли статьи о службах славяно-рус. святым, определившие «национально-русское направление» Устава и его «местную окраску», которая сохранялась затем в других его изданиях почти на всем протяжении XVII в. Однако Л. включил в сборник много случайного и недостаточно упорядоченного материала. В тексте были допущены неточности, имелись противоречия между статьями, неверное изложение подробностей обрядов, а также «несоответствие в возгласах молитв с обращением их к тому или другому Лицу Пресвят. Троицы» (Мансветов. 1885. С. 313). Все это было не результатом преднамеренного искажения, а повторением ошибок, содержавшихся в использованных рукописях. Устав был издан в 1610 г. на Печатном дворе мастером Онисимом Радишевским. Несмотря на недостатки, Устав использовался в российских епархиях до выхода в свет 2-го издания этой книги (февр. 1633), после чего патриарх Филарет (Романов) приказал собрать и сжечь все экземпляры 1610 г., напечатанные якобы «без благословения святейшаго брата его Ермогена, Патриарха Московского и всеа Русии, и всего священного собору, и многия в тех Уставех статьи напечатаны... своим самоволством» (ААЭ. Т. 3. С. 337-338). В предисловии к Уставу 1610 г. Л. писал, что получил благословение патриарха и Собора, но, вероятно, в условиях Смутного времени это благословение было формальным, без рассмотрения результатов редакторской работы.

В год выхода Устава Л. покинул Чудов мон-рь и занятую поляками столицу (в сент.) и поселился в Троице-Сергиевом мон-ре, заняв там место головщика. Обитель только что пережила осаду и нападение поляков под предводительством Я. П. Сапеги и рус. «государевых изменников»; рядом со стрельцами и с казаками героически сражались иноки, старцы, клирошане, слуги монастырские (АИ. Т. 2. С. 284-285). Поставленному в февр. 1610 г. во главе монастыря архим. Дионисию (Зобниновскому) предстояло организовать восстановление хозяйства, строительство, оказание помощи пострадавшим (Симон (Азарьин). 1855. С. 41 и далее). Здесь Л. подружился с уставщиком Филаретом, к тому времени исполнявшим свои обязанности уже более 30 лет. Возглавивший Троицкую обитель Дионисий вскоре повелел «мнозем праздником» совершать «всенощныя пения», а на литиях воскресных петь богородичны-догматики «купно со аммореевыми (т. е. Павла Амморейского.- Н. П.) стихирами» и зачитывать имена вкладчиков. Были введены также праздничные звоны, и «крылошане хождаху звонить». Все это значительно увеличивало длительность служб и нарушало уже существовавшие в мон-ре традиции, поэтому, несмотря на то что Дионисий «уставщика и головщиков не токмо любезными глаголы увещеваше», но и «пищею и питием утешая», клирошане «многа сопротивления ему творяху». Особенно противодействие шло «от уставщиков и головщика Логина» (Там же. С. 18-20).

Келарь Троице-Сергиева мон-ря Симон (Азарьин) в Житии прп. Дионисия (1633) не раз упоминает Л. и Филарета как «безумных противников» архимандрита. Дополнивший это Житие Иоанн Наседка, который служил с 1611 г. священником при монастырской надвратной церкви, очевидец и участник событий (в отличие от Симона), посвятил взаимоотношениям этих людей разд. «О головщике Логине и о Филарете уставщике» (Там же. С. 62-71). Он писал, что Л. отличался буйным неуживчивым характером, вступал в конфликты с клирошанами и братией, а также с архим. Дионисием, в особенности по вопросам певческой практики. Архим. Дионисий, внося изменения в порядок совершения нек-рых церковных служб, уделял особое внимание богослужебному пению: «...на клиросе сам певал и статьи прочитывал, глас его дивен был, вси бо слышащии его поюща или чтуща, веселяхуся сердцы и радовахуся душами, сладкому гласу его удивляшеся»; при нем «головщиков и крылошан на обеих крылосах по двадцати семи на крылосе, а иногда и больше бываху» (Там же. С. 19, 21).

Певч. талант Л., несмотря на его разногласия с настоятелем, в мон-ре ценили высоко. Наседка писал, что Л. «имел от Бога дарование паче человеческого естества: красен бо ему глас, и светел, и гремящ вельми, яко во дни его мало обретахуся подобни ему… В пении же многое искусство имея, на един стих разных распевов пять, или шесть, или десять полагал» (Там же. С. 62). Дионисий называл его «преславным певцом», но осуждал за бездумное пение («знамя пению полагает, как хочет»), за неверные ударения в словах: «Ты мастер всему, а что поешь и говоришь, того в себе не разсудиши… Поешь и вопиешь великим гласом: Аврааму и семени его до века… Яже во чтении и молении глаголется: о семени… И ты, первой человек в церковниках, что поеши, а не разумееши» (Там же. С. 66). На эти резкие замечания Л. и Филарет «едиными усты рекоша: Мы… поем, и чтем, и говорим, как повелося изстари в дому живоначальныя Троицы, так тое и держим» (Там же. С. 67-68). Указания противников Л. на то, что его голос был «гремящ вельми», что он «вопиет великим гласом» и т. п., возможно, и послужили причинами появления его прозвища Корова.

У Л. было много учеников. Однако и эта сторона его деятельности вызывала критические замечания. Наседка отмечал: «Егда же ученики его сойдутся по неведению, не спевшися, тогда у всех разнь и несогласие слышашеся». Л. довольно жестко (до рукоприкладства) наставлял «всех под ним сущих клириков, не токмо иноков простых, но и от священного чина… и никто же смеяше слова рещи ему» (Там же. С. 63). Стремление Л. обучать учеников выпевать одно песнопение на неск. распевов архим. Дионисий оценивал как «тщеславие» и «гордость». Среди учеников Л. был его племянник Максим, к-рого он «научил пети на семнадцать напевов разными знамены, а иные славные стихи переводов не токмо по пяти, по шести, по десяти и больше» (Там же. С. 68). Овладение певч. искусством позволило Максиму стать священником Успенского собора Московского Кремля. Именно ему Л. благословил обширнейший из переписанных им певч. сборников - Стихирарь, также содержащий циклы песнопений в честь свт. Петра и Владимирской иконы Божией Матери с обозначением авторства царя Иоанна Грозного, но знаменного распева (СПГИАХМЗ. № 274. Л. 124 об., 125, 279).

Неприязненные отношения, сложившиеся между архим. Дионисием, Наседкой и нек-рыми троицкими старцами с одной стороны, и Л. и Филаретом - с другой, выражались в частых взаимных укорах и обвинениях. Наседка считал, что Л. «не научен бе догматом православия, и хитрость грамматическую и философство книжное порицал еретичеством». В свою очередь Л. заявлял Дионисию: «Везде вас умножилося неученых сельских попов, людей учите, а сами не знаете, чему учите» (Симон (Азарьин). 1855. С. 62, 66). Крайнее обострение эти отношения приобрели в связи с правкой кн. Потребник (Требник), порученной, согласно царскому указу от 8 нояб. 1616 г., архим. Дионисию, старцам Арсению Глухому (канонарху) и Антонию Крылову (книгохранителю), попу Иоанну Наседке и иным «разумным старцам». Отмечалось, что в монастырской б-ке много книг «для справки», а расходы возлагались на монастырскую казну (Там же. С. 80-83). Ни Л., ни Филарет не были привлечены к редакторской работе, поэтому они особенно ревностно оценивали результаты правки. После выхода книги в 1618 г. они обвинили справщиков Потребника в ереси. На Соборе, состоявшемся в том же году, Л. яростно выступил против них, т. к. исправления противоречили Уставу в его редакции (видимо, с этого момента началась и критика первопечатного Устава Л.); архим. Дионисий и его соратники были осуждены. Однако после восшествия на Патриарший престол Филарета (Романова) и проведения консультаций с патриархом Иерусалимским Феофаном IV, а позднее и с патриархом Александрийским Герасимом I Спарталиотом справщики были оправданы. В 1619 г. архим. Дионисий вернулся в Троице-Сергиев мон-рь (Там же. С. 23-26; Скворцов Д. И. Дионисий Зобниновский, архим. Троице-Сергиева мон-ря (ныне лавры). Тверь, 1890. С. 252-308). В том же году в преклонном возрасте («стар сый») умер уставщик Филарет. По смерти друга Л. как уставщик возглавил весь монастырский хор. После кончины Л. его имя было записано в синодики обители (РГБ. Ф. 304. № 41. Л. 31; № 42. Л. 36).

И в чудовском, и в троицком Стихирарях, написанных Л., внимание исследователей прежде всего привлекают циклы песнопений в честь свт. Петра и Владимирской иконы Божией Матери, содержащие стихиры «творения» царя Иоанна Грозного (см.: Парфентьев. 2014. С. 51-59; и др.). Троицкая рукопись содержит и др. уникальные произведения: напр., в помещенной здесь «Псалтыри певчей» 2-я и 3-я кафизмы (воскресные) распеты на все 8 гласов. В древнерус. традиции существовала подобная практика исполнения кафизм (впосл. утраченная) в соответствии с указаниями Студийского устава (см.: Schkolnik I. Alleluiaria by Theodore the Studite and the tradition of distributed Psalter in Byzantine Rite // Musica Antiqua Europe Orientalis: Acta Musicologica. Bydgoszcz, 1997. P. 77-87). В данной рукописи каждая кафизма делится на 3 «Славы», или «статьи», поэтому потребовалось 48 напевов. Установлено, что большинство из них не имеет аналогов в других певческих сборниках, а прочие возникли в результате творческой переработки. Вполне возможно, что автором этой уникальной певч. «осмогласной Псалтыри» является Л. (Коротких Д. Певчая Псалтирь в памятниках XVI-XVII вв. // Муз. академия. М., 2001. № 4. С. 136-142).

Л. не только хорошо знал творчество др. мастеропевцов и при случае мог исполнить то или иное песнопение на разные распевы. Подобно выдающимся мастерам, являвшимся одновременно доместиками и дидаскалами (учителями, теоретиками певч. искусства), он создавал разводы к отдельным сложным формулам нотации - фитам, а также собственные варианты распевов к песнопениям. В отличие от упомянутых Стихирарей Л., где можно лишь предполагать наличие его произведений, в разных по происхождению сборниках эти варианты бытовали с обозначением имени мастера.

Некоторые распевы Л. выявлены в сборниках 1-й пол. XVII в. В основном они созданы к песнопениям Стихираря месячного и посвящены праздникам Благовещения («Благовествует Гавриил»), Успения («Егда преставление») и Сретения Владимирской иконы Божией Матери («Егда пришествие») (Гусейнова З. М. К вопросу об атрибуции памятников древнерус. певч. искусства: (На примере ркп. Соловецкого собр. № 690/751) // Источниковедение лит-ры Др. Руси. Л., 1980. С. 197; ГИМ. Син. певч. № 99. Л. 494 об.- 495). В Стихираре триодном помещен его певч. вариант стихиры «Днесь владыка твари». Фитные разводы были выполнены Л. к стихире «Душеполезную совершивше» и к богородичну «О великаго Ти таинества» (РГБ. Ф. 304. № 449. Л. 344 об.). Наиболее значительным достижением в его творчестве стало создание авторской певческой редакции к циклу подобнов на 8 гласов (Морохова. 1990) и развитой муз. версии в стиле большого распева к циклу стихир свт. Николаю Чудотворцу.

Приписываемый Л. в певч. сборнике 1-й пол. XVII в. (ГИМ. Син. певч. № 1334) цикл стихир на «Господи, воззвах» на праздник перенесения мощей свт. Николая (9 мая) содержит 2 группы произведений: 3 стихиры на 8-й глас («На небо текуще», «Молебеными песнеми», «Ангелескимо желаниемо») и 3 стихиры на 4-й глас («Звезду незаходимую», «Во мире святителю», «Дивным восхожением»). Авторские произведения помещены в рукописи вслед за аналогичными песнопениями на те же гласы, но имеющими более краткий распев, поэтому обозначены: «Те же стихиры Большого знамени. Роспев Логинов» и «Те же стихиры Большого знамени, глас 4, Логинов» (Л. 400 об.-403). Их завершает славник 6-го гласа «Восия пресветлои денесе», который ближе к распевам «большого знамени», но не имеет обозначения авторства (в других рукописях выписан другой славник того же гласа - «Благий рабе»).

Безымянные стихиры на 8-й глас краткого распева имели широкое бытование в рукописях 2-й пол. XVI - 1-й пол. XVII в. В нек-рых списках встречаются указания на то, что они распеты на подобен «На небо текуще» (РГБ. Ф. 292. № 45. Л. 414 об.- 416; ГИМ. Единоверч. № 37. Л. 678-679) или что это самогласны (РГБ. Ф. 37. № 100. Л. 193 об.), но чаще всего стихиры не имеют обозначения. Распев этих стихир является типовым и сложился во 2-й пол. XVI в., т. е. раньше, чем появился распев Л. Эти песнопения созданы по одному образцу и обладают единой попевочно-лицевой структурой знаменного стиля. Создавая свой распев, Л. сознательно поставил задачу по-новому распеть стихиры особо почитаемому на Руси святому.

В распеве к 1-й стихире («На небо текуще») Л. сделал ряд изменений с целью интонационного усложнения и увеличения распевности. Он опирался на уже существовавший вариант, однако общность типового распева и распева Л. носит эпизодический характер, а различия в них превалируют вслед. обновления формульного состава. Л., создавая распев «большого знамени», добивается преобразования силлабического соотношения текста и напева в мелизматическое. Вместе с тем этот распев гораздо менее пространный, чем, напр., стихиры крестные митр. Варлаама (Рогова) или стихиры евангельские Феодора Христианина, также выполненные в стиле большого распева. Произведение Л. скорее следует отнести к «умеренному знамени», но оно более яркое и распевное по сравнению с прежним, типовым. По этой модели Л. распел следующие 2 стихиры («Молебеными песнеми» и «Ангелескимо желаниемо»), в единичных случаях нарушая последовательность формул в зависимости от текста, а иногда вводя и новые формулы. Создав новую модель для распевания стихир, он показал, как разнообразно можно использовать ее в муз. творчестве.

Три стихиры на 4-й глас («Звезду незаходимую», «Во мире святителю», «Дивным восхожением») наиболее устойчиво стали включать в цикл песнопений свт. Николаю лишь в посл. четв. XVI в. Они имеют обозначения либо о выпевании их на подобен «Яко добля» (РГБ. Ф. 292. № 45. Л. 487-487 об.), либо о том, что это «самогласны» (ГИМ. Единоверч. № 37. Л. 678-678 об.). Сложившийся типовой распев силлабо-мелизматического типа - это развитый и достаточно сложный вариант, выработанный путем обновления более краткого, который произошел от подобна. Создавая собственную версию стихир, Л. должен был выполнить сложную задачу еще одного обновления уже имеющегося типового распева. Вероятно, он первоначально изучил общий формульный фонд типовых стихир и, оставив формулы, отвечавшие его задаче, отбросил остальные. Л. также обогатил этот фонд новыми формулами.

В 1-й стихире («Звезду незаходимую») формульный состав значительно обновлен, распев имеет менее дробную структуру. Единообразно распеты только первые совпадающие слова стихир (начальные формулы), затем в распевах наблюдается различие. Л. также отредактировал текст стихиры, несколько сократив его. Однако за счет введения новых формул (особенно фит) произведение Л. стало более сложным и распевным, чем типовое. Еще более развитым является распев Л. ко 2-й стихире («Во мире святителю»). Мастер сознательно усложнил в своем распеве виды формул, изменил их состав, за исключением завершающего фрагмента. За счет 4 различных фитных разводов распев Л. приобрел более красочный характер. Третья стихира на 4-й глас («Дивным восхожением») в распеве Л. превосходит безымянный типовой по сложности формул. В стихире проведена редакторская правка текста, полностью изменена формульная конструкция. Совпадают лишь начала песнопений, что объясняется содержащейся здесь формулой, открывающей подобен «Яко добля» и связывающей все песнопения на этот подобен. Однако при распевании стихир подобен был творчески переработан настолько, что песнопения стали самогласными (по отношению друг к другу в цикле они также самостоятельные произведения). Ряд произведений, связанных с именем Л., авторские творческие принципы и многообразие приемов их применения требуют дальнейших исследований.